Неточные совпадения
Усадьба, в которой жила Анна Сергеевна,
стояла на пологом открытом холме, в недальнем
расстоянии от желтой каменной церкви с зеленою крышей, белыми колоннами и живописью al fresco [Фреской (итал.).] над главным входом, представлявшею «Воскресение Христово» в «итальянском» вкусе.
Кочегар остановился, но
расстояние между ним и рабочими увеличивалось, он
стоял в позе кулачного бойца, ожидающего противника, левую руку прижимая ко груди, правую, с шапкой, вытянув вперед. Но рука упала, он покачнулся, шагнул вперед и тоже упал грудью
на снег, упал не сгибаясь, как доска, и тут, приподняв голову, ударяя шапкой по снегу, нечеловечески сильно заревел, посунулся вперед, вытянул ноги и зарыл лицо в снег.
Вскоре мы подъехали к самому живописному месту. Мы только спустились с одной скалы, и перед нами представилась широкая расчищенная площадка, обнесенная валом.
На площадке выстроено несколько флигелей. Это другая тюрьма. В некотором
расстоянии, особо от тюремных флигелей,
стоял маленький домик, где жил сын Бена, он же смотритель тюрьмы и помощник своего отца.
Они все
стоят в линию,
на расстоянии около трех кабельтовых от нас, то есть около трехсот сажен, — это налево.
На некотором
расстоянии дальше, в глубь залы, начинались места для публики, но еще пред балюстрадой
стояло несколько кресел для тех свидетелей, уже давших свое показание, которые будут оставлены в зале.
Я вспомнил про самку и стал искать ее глазами. Она
стояла на том же месте и равнодушно смотрела
на обоих своих поклонников, сцепившихся в смертельной схватке. Шум борьбы постепенно удалялся. Очевидно, один олень гнал другого. Самка следовала сзади в некотором
расстоянии.
Небольшое село из каких-нибудь двадцати или двадцати пяти дворов
стояло в некотором
расстоянии от довольно большого господского дома. С одной стороны был расчищенный и обнесенный решеткой полукруглый луг, с другой — вид
на запруженную речку для предполагаемой лет за пятнадцать тому назад мельницы и
на покосившуюся, ветхую деревянную церковь, которую ежегодно собирались поправить, тоже лет пятнадцать, Сенатор и мой отец, владевшие этим имением сообща.
С последними следами прежней робости он подошел к тому месту, где
стояло пианино, остановился
на некотором
расстоянии и прислушался.
Однажды Петрик был один
на холмике над рекой. Солнце садилось, в воздухе
стояла тишина, только мычание возвращавшегося из деревни стада долетало сюда, смягченное
расстоянием. Мальчик только что перестал играть и откинулся
на траву, отдаваясь полудремотной истоме летнего вечера. Он забылся
на минуту, как вдруг чьи-то легкие шаги вывели его из дремоты. Он с неудовольствием приподнялся
на локоть и прислушался. Шаги остановились у подножия холмика. Походка была ему незнакома.
Родион Потапыч вышел
на улицу и повернул вправо, к церкви. Яша покорно следовал за ним
на приличном
расстоянии. От церкви старик спустился под горку
на плотину, под которой горбился деревянный корпус толчеи и промывальни. Сейчас за плотиной направо
стоял ярко освещенный господский дом, к которому Родион Потапыч и повернул. Было уже поздно, часов девять вечера, но дело было неотложное, и старик смело вошел в настежь открытые ворота
на широкий господский двор.
Вся рота была по частям разбросана по плацу. Делали повзводно утреннюю гимнастику. Солдаты
стояли шеренгами,
на шаг
расстояния друг от друга, с расстегнутыми, для облегчения движений, мундирами. Расторопный унтер-офицер Бобылев из полуроты Ромашова, почтительно косясь
на подходящего офицера, командовал зычным голосом, вытягивая вперед нижнюю челюсть и делая косые глаза...
Вечером в этот день его опять вызвали в суд, но уже вместе с Николаевым. Оба врага
стояли перед столом почти рядом. Они ни разу не взглянули друг
на друга, но каждый из них чувствовал
на расстоянии настроение другого и напряженно волновался этим. Оба они упорно и неподвижно смотрели
на председателя, когда он читал им решение суда...
В головной паре
стояли, ожидая начала танца, директриса и граф Олсуфьев в темно-зеленом мундире (теперь
на близком
расстоянии Александров лучше различил цвета) и малиновых рейтузах.
Стоя, начальница была еще выше, полнее и величественнее. Ее кавалер не достигал ей головой до плеча. Его худенькая фигура с заметно согбенной спиной, с осевшими тонкими ножками казалась еще более жалкой рядом с его чересчур представительной парой, похожей
на столичный монумент.
В то самое крещение, с которого я начал мой рассказ, далеко-далеко, более чем
на тысячеверстном
расстоянии от описываемой мною местности, в маленьком уездном городишке, случилось такого рода происшествие: поутру перед волоковым окном мещанского домика
стояло двое нищих, — один старик и, по-видимому, слепой, а другой — его вожак — молодой, с лицом, залепленным в нескольких местах пластырями.
У ворот он остановился, помолился
на образ в часовне и, надев свою шляпу, еще раз оглянулся назад и изумился: перед ним
стоял карлик Николай Афанасьевич, следовавший за ним от самой могилы в двух шагах
расстояния.
Чуть только бедный учитель завидел Ахиллу, ноги его подкосились и стали; но через мгновение отдрогнули, как сильно нагнетенные пружины, и в три сильных прыжка перенесли Варнаву через такое
расстояние, которого человеку в спокойном состоянии не перескочить бы и в десять прыжков. Этим Варнава был почти спасен: он теперь находился как раз под окном акцизничихи Бизюкиной, и,
на его великое счастье, сама ученая дама
стояла у открытого окна.
Хотя я видел девушку всего раз,
на расстоянии, и не говорил с ней, — это воспоминание
стояло в особом порядке. Увидеть ее портрет среди вещей Геза было для меня словно живая встреча. Впечатление повторилось, но — теперь — резко и тяжело; оно неестественно соединялось с личностью Геза. В это время Синкрайт сказал...
От вокзала до Которосли, до Американского моста, как тогда мост этот назывался,
расстояние большое, а
на середине пути
стоит ряд одноэтажных, казарменного типа, зданий — это военная прогимназия, переделанная из школы военных кантонистов, о воспитании которых в полку нам еще капитан Ярилов рассказывал.
Возьмешь два шеста, просунешь по пути следования по болоту один шест, а потом параллельно ему,
на аршин
расстояния — другой, станешь
на четвереньки — ногами
на одном шесте, а руками
на другом — и ползешь боком вперед, передвигаешь ноги по одному шесту и руки, иногда по локоть в воде, по другому. Дойдешь до конца шестов —
на одном
стоишь, а другой вперед двигаешь. И это был единственный путь в раскольничьи скиты, где уж очень хорошими пряниками горячими с сотовым медом угощала меня мать Манефа.
В недальнем
расстоянии от Москвы
стояли войска второго самозванца, прозванного Тушинским вором;
на севере — шведский генерал Понтиус де ла Гарди свирепствовал в Новгороде и Пскове; одним словом, исключая некоторые низовые города, почти вся земля русская была во власти неприятелей, и одна Сергиевская лавра, осажденная войсками второго самозванца под начальством гетмана Сапеги и знаменитого налета пана Лисовского, упорно защищалась; малое число воинов, слуги монастырские и престарелые иноки отстояли святую обитель.
Но она так ослабела, что была не в силах держать эти bijoux. Нам долго не отворяли. После третьего или четвертого звонка в окнах замелькал свет и послышались шаги, кашель, шепот; наконец щелкнул замок, и в дверях показалась полная баба с красным, испуганным лицом. Позади ее,
на некотором
расстоянии,
стояла маленькая худенькая старушка со стрижеными седыми волосами, в белой кофточке и со свечой в руках. Зинаида Федоровна вбежала в сени и бросилась к этой старушке
на шею.
Рославлев накинул шинель ротмистра и отправился к тому месту, где был расположен обоз нашего авангарда. Повстречавшийся с ним полковой фельдшер указал ему
на низкую избенку, которая, вероятно, уцелела оттого, что
стояла в некотором
расстоянии от большой дороги. Рославлев подошел к избе в ту самую минуту, как выходил из нее лекарь.
У крыльца
стояла линейка, ожидавшая трех часов и конца лекций, чтобы отправиться в Москву. Я сошел со ступенек и сел в линейку. Только отъехав
на некоторое
расстояние, я вдруг вспомнил, что мне совсем не надо в Москву. Тогда я соскочил
на ходу.
На меня посмотрели с удивлением, но мне было безразлично. Я оказался как раз у дорожки, где когда-то видел Урмановых вместе… Куда же мне идти? Да, я вышел с последней лекции…
Берег в этом месте представлял каменистый спуск, с домами и зеленью наверху. У воды
стояли опрокинутые лодки, сушились сети. Здесь же бродило несколько человек, босиком, в соломенных шляпах.
Стоило взглянуть
на их бледные заросшие лица, чтобы немедленно замкнуться в себе. Оставив свои занятия, они стали
на некотором от нас
расстоянии, наблюдая, что мы такое и что делаем, и тихо говоря между собой. Их пустые, прищуренные глаза выражали явную неприязнь.
На разном
расстоянии друг от друга по дороге двигались три человека, — ближайший ко мне был Эстамп, — он отступал в полуоборот к неприятелю. К нему бежал Варрен, за Варреном, отстав от него, спешил Босс. «
Стойте!» — сказал Эстамп, целясь в последнего. Но Варрен продолжал двигаться, хотя и тише. Эстамп дал выстрел. Варрен остановился, нагнулся и ухватился за ногу.
Например: ястреб упрямится, не идет
на руку иногда два часа сряду, тогда как накануне через такое же
расстояние перешел скоро и сегодня должен был перейти еще скорее и дальше; скучливому охотнику надоест
стоять па одном месте, махать рукой и понапрасну звать ястреба, он сам подойдет поближе и — испортит все дело:
на завтрашний день ястреб захочет еще большего сокращения
расстояния, и переломить его упрямство еще труднее; он очень памятлив и впоследствии, когда выносится совсем и станет ходить
на руку отлично хорошо, вдруг вспомнит, что его когда-то побаловали, заупрямится без причины и совершенно неожиданно.
Так все и идем, нос-то по ветру держим. Где этак безопаснее, к морю аль к речке спустимся, а чуть малость сомневаться станем, сейчас опять
на верхи. Кордоны-то обходим со всякою осторожностью, а кордоны-то
стоят разно: где двадцать верст
расстояние, а где и все пятьдесят. Угадать никак невозможно. Ну, все же как-то нас бог миловал, обходили все кордоны благополучно, вплоть до последнего…
А
на этом берегу, у самой реки, в равном
расстоянии друг от друга
стояли древние, дуплистые ветлы.
Барак
стоял далеко за городом, среди длинной, зелёной равнины, с одной стороны ограниченной тёмной полосой леса, с другой — линией городских зданий;
на севере поле уходило вдаль и там, зелёное, сливалось с мутно-голубым горизонтом;
на юге его обрезывал крутой обрыв к реке, а по обрыву шёл тракт и
стояли на равном
расстоянии друг от друга старые, ветвистые деревья.
Бойцы, выстроившись в две стены, одна против другой,
на порядочном
расстоянии, долго
стояли в бездействии, и только одни мальчишки выскакивали с обеих сторон
на нейтральную середину и бились между собою, подстрекаемые насмешками или похвалами взрослых; наконец, вышел вперед известный боец Абдулка, и сейчас явился перед ним также известный боец Никита; татарин полетел с ног и вместо него вырос другой.
Студент круто повернулся к нему, скорчил какую-то гримасу и, приблизив свое лицо к его превосходительству
на близкое до неприличия
расстояние, во все горло прокричал петухом. Это уже было слишком. Иван Ильич встал из-за стола. Несмотря
на то, последовал залп неудержимого хохоту, потому что крик петуха был удивительно натурален, а вся гримаса совершенно неожиданна. Иван Ильич еще
стоял в недоумении, как вдруг явился сам Пселдонимов и, кланяясь, стал просить к ужину. Вслед за ним явилась и мать его.
Грохольский провел пальцами от одного плеча до другого. Грудь, мол, слаба, а потому кричать
на такое
расстояние невозможно. У Лизы забилось сердце и помутилось в глазах… Бугров сбежал с своей террасы, перебежал дорогу и через несколько секунд
стоял уже под террасой,
на которой обедали Грохольский и Лиза. Пропали куропатки!
Часовня
стояла на поляне, поросшей высокой травой,
на четвертичасовом
расстоянии от аллеи. Это была робко высившаяся над травой, облупившаяся, поросшая мохом, лебедой и плющом, церковочка.
На порыжевшей от солнца, конусообразной гладкой крыше
стоял высокий бронзовый крест. Этот крест и служил путеводной звездой для Цвибуша.
На противоположном берегу реки, в какой-нибудь версте
расстояния всего лишь от Белграда,
стоит могущественная, сильная крепость австрийцев Землин, с дулами орудий, зловеще выглядывающими из амбразур её и направленными
на сербскую столицу, утонувшую в зелени изумрудных виноградников и в кущах тенистых каштанов и тутовых садов.
И другая, вправо, около угла, — тоже в рубашке, простоволосая и босая, — прислонилась к забору, уперлась лбом о бревно и колыхалась всем телом, изредка испуская звуки — не то плач, не то смех. Это было
на расстоянии одного аршина от того места, где он
стоял.
Между двух столбов, находившихся друг от друга
на значительном
расстоянии, были протянуты веревки,
на которых висели калачи и мясные окорока;
на стоявших тут же столах были нагромождены кучи пирогов, караваев, блинов, сырников и других яств. Возле столов
стояли чаны с брагою и медом.
Поприща [Тогда считали
расстояние поприщами, полагая в каждом сто двадцать шагов.] за два от деревни, в мелкорослом, тщедушном бору,
на песчаных буграх, то смело вдающихся языком в воды Чудского озера, то уступающих этим водам и образующих для них залив, а для рыбачьих лодок безопасную пристань,
стояло сотни две гробов, новеньких, только что из-под топора.
Между двух столбов, находившихся друг от друга
на значительном
расстоянии, были протянуты веревки,
на которых висели калачи и мясные окорока;
на стоявших тут же столах были нагромождены кучи пирогов, караваев, пышек, блинов, сырников и других яств. Возле столов
стояли чаны с брагой и медом.
Влево,
на двух холмах,
на которых зелень так ровна, как будто они облиты ею,
стоят, в близком друг от друга
расстоянии, красивые березовые рощицы, образующие между собою раму для одного из прелестнейших видов.
Кабинет представлял большую комнату с двумя окнами, выходившими
на площадь, отступая
на некоторое
расстояние от которых
стоял громадный письменный стол, а перед ним высокое кресло; у стены, противоположной двери, в которую вошли посетители,
стоял широкий диван, крытый коричневым тисненым сафьяном, также же стулья и кресла, стоявшие по стенам, и резной высокий книжный шкаф дополняли убранство. Пол был сплошь покрыт мягким персидским ковром, заглушающим шаги.
Кузьма, между тем, выбежав со своей ношей
на улицу и пробежав некоторое
расстояние от дома, остановился и поставил молодую девушку
на ноги. Маша от побоев, нанесенных ей Салтыковой, и от всего пережитого ею треволнения, не могла
стоять на ногах, так что Кузьме Терентьеву пришлось прислонить ее к стене одного из домов и придерживать, чтобы она не упала. Парень задумался. Весь хмель выскочил из его головы.
Полк
стоял в батальонных колоннах
на расстоянии трехсот шагов, но несмотря
на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения.
Туман начинал расходиться, и неопределенно, верстах в двух
расстояния, виднелись уже неприятельские войска
на противоположных возвышенностях. Налево внизу стрельба становилась слышнее. Кутузов остановился, разговаривая с австрийским генералом. Князь Андрей,
стоя несколько позади, вглядывался в них и, желая попросить зрительную трубу у адъютанта, обратился к нему.
От Шевардинского редута,
на котором
стоял Наполеон, флеши находились
на расстоянии версты, а Бородино более чем в двух верстах
расстояния по прямой линии, и потому Наполеон не мог видеть того, чтò происходило там, тем более что дым, сливаясь с туманом, скрывал всю местность.
Ростов
стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился
на расстояние 20-ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё — всякая черта, всякое движение — казалось ему прелестно в государе.